- Многие оркестры получают гранты на развитие, значит, могут часть денег потратить и на содержание музыкантам, - сказал Сергей Скрипка. - У нас гранта нет. Раньше мы входили в систему Госкино, были единственным оркестром в системе, и все было ясно. Потом нас отдали Минкультуры, мы стали одним из двух десятков коллективов, и никто не знает, что с нами делать. Нас пытают: где ваша публика, концерты, билеты? Зарабатывайте… А концертов-то мы даем мало: у нас другая задача; наши концерты - это записи на киностудии, публика - это миллионы тех, кто кино смотрит. Но сегодня фильмы приносят очень мало денег сами по себе, хотя бы из-за видеопиратства, а нам так вообще крохи достаются…
- А что же спонсоры?
- Спонсоры? Они слетаются на раскрученные имена, им нужен информационный «навар». Да, нашу музыку знают хорошо. Нас – не очень. Такой вот парадокс. Нас редко видят. Мы физически не можем вести активную концертную деятельность из-за занятости в кино. Исключение – цикл «Живая музыка экрана». Четвертый сезон собираем в Москве полные залы, наши абонементы раскупаются в числе первых. Но этого мало. Наш коллектив - старейший симфонический оркестр Москвы, в нем играют талантливые музыканты, и он достоин того, чтобы о нем и его музыкантах говорили с уважением. Очень надеемся, что нас немножко поддержит государство. Если это будет - все остальное приложится.
- Как, собственно, появился оркестр кинематографии?
- Осенью 1924 года в Москве в кинотеатре «Арс» на Арбате впервые место тапера занял оркестр. Публике понравилось. Вот так все и началось. В начале тридцатых «Великий немой» обрел голос, во всех российских фильмах зазвучала музыка. Так что наш оркестр уникален уже тем, что его работа известна буквально всем россиянам – по фильмам, в том числе, и всем российским лентам, получившим «Оскар» - «Война и мир», «Москва слезам не верит», «Утомленные солнцем»… Оркестр ежегодно записывает музыку к 50-60 лентам на «Мосфильме», на телевидении. В телесериалах «Доктор Живаго» и «Ликвидация», в частности, например, звучит живая музыка в исполнении оркестра.
- Какая из картин ваша самая любимая?
- У меня их много. Я обожаю «Кин-Дза-Дзу» - такое удовольствие было работать на этой картине. Очень люблю рязановские фильмы, с удовольствием работал на «Гараже». Сложность записи музыки в кино в том, что работать надо сразу, без репетиций. Вот тебе сегодня ноты принесли, ты их сыграл - и тут же записал. Всегда все в последний момент делается. Это редчайшие случаи, когда в музыкальной ленте сначала записывается фонограмма песен. Какие акценты сделать, какой характер придать музыке - моя задача, я как музыкант обязан это уметь делать.
Но это живое искусство. Музыка расширяет границы кадра. Оркестр дает экрану глубину и создает необходимую звуковую атмосферу. Я вообще уверен, что кино уже в основном развивается сейчас не столько в сторону изображения, здесь уже достигнут предел, сколько в сторону звукового сопровождения, чтобы добиться максимально реального живого звука.
- Что лично для вас значит оркестр кинематографии?
- О, очень многое, а в профессии - все. Помню, пришел как-то к нам руководителем один негодяйчик в середине девяностых и попытался все поломать. В оркестре он посадил своих людей во главе групп, они, по сути, играть не умели, зато были «своими». Вот тогда мне очень сильно захотелось уйти. Слава Богу, его быстро убрали от нас. Но библиотеку он перепортить успел, много партитур «увел». У нас ведь есть уникальнейшая, просто бесценная библиотека - около 9000 рукописных партитур. Это музыка к фильмам, огромный кусок отечественной кинематографии… Мы сохранили библиотеку.
- В чем, собственно, разница между хорошим дирижером и выдающимся?
- Как и во всем, разница - в мере таланта. Плюс работоспособность, без которой и гений себя не реализует. Если же оставить в стороне обязательное наличие способностей и призвания, то работа любого дирижера насыщена еще и постоянной переработкой колоссального материала, создания на его основе чего-то нового. Вот есть гениальная музыка Бетховена, зашифрованная нотными знаками. Ты пытаешься проникнуть в строй души композитора, возродить ее, подняться до его уровня, может, в чем-то даже переосмыслить гения, чтобы его идеи донести в наше время. У одного получается – и слушатель потрясен, а у другого, хотя все, как по нотам - нет.
- Из этого следует, что расцвет у дирижера должен наступать в зрелом возрасте…
- В принципе, да. Хороший дирижер должен многое узнать, многому научиться, быть сильным и убежденным в своей правоте человеком, ему должен верить оркестр. Он - обязательно потрясающий организатор. Потому что можно быть гениальным музыкантом, но если человек не организатор – то все, не справился, проиграл. Это интереснейшая, но тяжелая работа с огромными психофизическими нагрузками. После концерта можно рубашку выжимать, в весе теряешь…
- Каждый музыкант считает себя уникальным, у каждого свое видение - как их всех объединить в большой оркестр?
- Ну, в оркестре все-таки собираются единомышленники, доверяющие своему руководителю. Правда, это идеальный вариант. Чаще всего приходится объяснять, убеждать. А вообще, дирижеру надо иметь твердую волю. Колоссальную волю. Если хотите, у него обязан быть взгляд удава, музыкант должен понимать: лучше подчиниться этим глазам.
- Бывало, что не убеждали?
- Конечно. Значит, человек не нашел свой коллектив. Найдет – будет хоть полвека в нем работать.
- Что происходит сегодня с культурой в России?
- Какие-то обнадеживающие ростки есть, но в целом состояние культуры пока плачевно, и причины этого на поверхности. Культура, тем более высокая, как это ни тривиально звучит - не рыночный товар, а у нас сегодня все свалено в кучу.
Есть так называемая попса. Для молодых ребят, у которых пока что ветерок в голове, поработать ногами под качественную популярную музыку – это то, что надо. Мне и самому нравится Земфира, «Братья Гримм». Но есть высокое искусство, и не может искусство Баха, Бетховена, Моцарта, Чайковского и Шостаковича само себя окупать, да и предназначение у него совсем иное. Оно должно воспитывать и поддерживать нового человека, настоящую элиту, принадлежность к которой определяется вовсе не размером банковского счета. В каждом обществе эта прослойка очень тонкая, она выдает великих гениев - правда, иногда и великих злодеев. Искусство должно поддерживать этот тонкий слой, пробуждать души, но оно также нуждается в поддержке.
Можно как угодно клясть предыдущую формацию, но при ней система такой поддержки была. И оркестры существовали, и хоры были - в каждом дворце культуры работало по 20-30 коллективов, это была правильная политика, направлявшая человека в нужное русло. Почему-то в любом разумном сообществе всегда появляются силы, стремящиеся к разрушению, в физике такое явление называется энтропией. Вот и наше рыночное низкокачественное ширпотребное «искусство» подталкивает сегодня человека к деградации, связь между людьми ослабла, настоящее общественное мнение заменено пиар-акциями. Поддерживать творческие силы личности и общества способно только настоящее искусство. Но требовать от него самоокупаемости – это, извините, бред. Ненормально и то, что ни на одном госканале не услышишь симфоническую музыку. Все заполонили унылые клоны сериалов, серенькая музыка да «чернуха».
- А как же канал «Культура»?
- Он - для людей с уже сформировавшимся культурным уровнем. Юных же слушателей и зрителей надо неназойливо учить воспринимать искусство с детства. Как проявляются гениальные люди, музыканты, например? Ребенку в руку скрипку вложили, она в нее легла, как будто он с ней родился. Никто не знает, откуда это. Но надо, чтобы кто-то вовремя дал эту скрипку в руку. Так и здесь, человек должен увидеть, услышать, чтобы понять и выбрать.
- Где же вы тогда увидели обнадеживающие ростки?
- Народ потянулся в залы. Люди хотят слушать качественную музыку. Я вот много лет работаю еще и в подмосковном Жуковском, руковожу там городским оркестром: залы битком набиты. Нормальный симфонический оркестр - игрушка дорогая, но искусство – это пища для ума, оно дает цель и ощущение себя в этом пространстве, дает надежду, иными словами, помогает человеку приблизиться к пониманию смысла жизни.
Но вот что-то пока не заметно, чтобы государство поддержало положительную тенденцию. Да, я оптимист, полагаю, ситуация рано или поздно изменится, но все невольно вспоминаю Некрасова: жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе… Очень уж все запущено у нас.
В ближайших планах оркестра - как всегда, записи на «Мосфильме». А в самом конце января, в цикле «Живая музыка экрана» будет концерт «Есть только миг…». Это музыка Александра Зацепина для кино. Серия концертов, задуманная Сергеем Скрипкой еще несколько лет назад - вещь действительно уникальная. Месяцы репетиций, потом выступление - и все, концерт больше не будет повторен никогда. Подробно говорю об этом потому, что в какой-то момент радость в глазах дирижера неожиданно погасла, будто мел стерли с доски, и Сергей Иванович сказал: «А гранта от Минкульта мы снова так и не дождались. Как сохранить оркестр, что делать дальше – не представляю».
Беседу вел Александр Бондарь.
